Loué soit le constructivisme ! Toute la puissance de ses fondements
A présenté sous nos yeux Sokolov l’architecte.
Dans cette bourgade de Tchékistes, on boit de la bière jusqu’au couchant,
Mais la pleine lune s’élève sur la zone circonspecte,
Et transparaît vacillante dans une lueur ineffable
Le Onzième Secteur tchékiste qui sur la carte n’existe pas.
Le Onzième secteur tchékiste où en cuir imperméable
Vivent de sombres errants — feu étouffé dans des yeux de soldats.
Ils lisent et décèlent le front plissé,
Dans les tragédies d’Eschyle, de la lutte de classe l’idée,
Se parlent au fond des bureaux, gribouillent des rapports,
Et l’air est fait pour eux d’humaine terreur.
Fais attention, Dieu te préserve, dehors,
De, par une nuit pareille, t’aventurer dans le Onzième Secteur.
Tu arpentes les couloirs où parle le mensonge,
Siècle sévère, imprimant des pas pesants
Ensuite on te mène au bureau, l’air poli comme en songe,
Au-dessus d’une table vide trône le portrait de Dzerjinski
Et Dzerjinski contemple le siècle futur, l’œil perçant
Je vous en prie, asseyez-vous, camarade anonyme,
Avec qui parliez-vous hier d’Amsterdam l’air réjoui
La lampe de cent watts blesse tes yeux pusillanimes.
Imbécile, croyais-tu facile de supporter la torture ?
Les phalanges brisées, la douleur se concentre au creux des mains
Balance tes proches, toi-même et tes copains
D’horreur tu t’écartes de toi-même, ordure !
Que se repente l’ennemi du peuple ! Eh, qui est là, gardien !
Et dans un sous-sol assourdi long d’un millénaire,
Le métal froid d’un flingue regarde ta nuque éphémère
Le gardien essuie la sueur de son front d’un revers de main :
Dur boulot. Fusillade de minuit.
Mais un bruit de tension, dans le froid qui précède l’agonie,
On dirait, n’est-ce-pas qu’une colombe crie ?
De la cour s’enfuient les ombres effrayées,
Le Onzième Secteur se dissipe, comme de la fumée
Et tu sors dans la cour, grisonnant et brisé
Tu prends une cigarette de la main encore valide
Tu aspires, tu t’assieds, et lentement tu t’apaises tout à fait
À mi-voix, tu déblatères sur la prison-mère morbide.
Et que tu as pigé la Tchéka, tu n’en parleras jamais.
Traduit du russe par Thierry Marignac
…
ОДИННАДЦАТЫЙ КОРПУС
Хвала конструктивизму! Всю мощь его основ
Воочию представил нам зодчий Соколов.
Мы в Городке чекистов пьем пиво дотемна,
Но полная восходит над Городком луна,
И проступает зыбко сквозь несказанный свет
Одиннадцатый корпус Ч его на карте нет.
Одиннадцатый корпус Ч там в кожаных плащах
Угрюмые скитальцы с глухим огнем в очах.
Они читают книги, вскрывают, хмуря лбы,
В трагедиях Эсхила смысл классовой борьбы,
Толкутся в кабинетах, черкаются в делах,
И воздух заменяет им человечий страх.
Но только опасайся, господь тебя прости,
В одиннадцатый корпус в такую ночь войти.
Пройдешь по коридорам, где говорит ЂСолги!
Суровый век, чеканя тяжелые шаги,
Потом тебя учтиво проводят в кабинет,
Где над столом пустынным Дзержинского портрет.
Глядит Дзержинский зорко, глядит в грядущий век,
Прошу, прошу, присядьте, товарищ имярек.
Вы с кем вчера беседу вели про Амстердам?
И свет стоваттной лампы ударит по глазам.
Глупец, ты думал, пытки легко перенести?
Раздроблены фаланги, теснится боль в горсти.
Продашь друзей, и близких, и самого себя
И в ужасе отпрянешь от самого себя!
Ты думал схорониться в свой виртуальный мир?
Каюк врагам народа! Эй, кто там, конвоир!
И вот в глухом подвале длиною в тыщу лет
Тебе глядит в затылок холодный пистолет,
И конвоир устало стирает пот со лба:
ЂТяжелая работа. Полночная пальбаї.
Но в холоде предсмертном ты напрягаешь слух:
Не закричит ли где-то поблизости петух?
Заголосил, родимый! Пришла его пора!
Испуганные тени метнутся со двора,
Одиннадцатый корпус растает, словно дым,
И ты во двор выходишь разбитым и седым,
Достанешь сигарету здоровою рукой,
Затянешься, присядешь и обретешь покой,
Вполголоса затянешь про матушку-тюрьму,
А что ты в жизни понял Ч не скажешь никому.
ВАЛЕРИИ СОСНОВСКИЙ
Précédemment publié sur le site Antifixion.